Святая кровь - Страница 12

— Шалом, равви.

— Шалом, Яков.

Солдат вяло прошелся ручным зондом металлодетектора по рукам, ногам и туловищу хасида. Как всегда, прибор выдал тонкий писк у левого бедра и голени. Вздохнув, солдат на всякий случай осторожно провел рукой по бедру, чтобы убедиться, что там ничего нет.

— Никак не избавиться от этой штуки, равви? — с вежливой улыбкой спросил он, поворачиваясь назад к своему стулу.

— Если избавлюсь, ходить не смогу, — покачал головой Коэн. — Так что привыкайте.

Засевшая глубоко шрапнель была напоминанием о взрывах на иерусалимском рынке Махане Йехуда, в результате которых погибли шестнадцать человек. Десятки людей, включая Коэна, оказавшегося буквально в нескольких метрах от шахида-самоубийцы, были ранены. Несмотря на четыре хирургические операции и пять месяцев в медицинском центре Хадасса, гвозди и металлические шарики остались в тех местах, где их удаление грозило параличом. Почти два года после взрыва Аарон ходил с палочкой.

Обычно перед прохождением металлодетекторов Коэн предъявлял медицинский бедж. Но сейчас этого не требовалось: здесь все очень хорошо его знали. За прошедшие двадцать с лишним лет уроженец Бруклина пятидесятитрехлетний хареди стал одним из преданных сторонников самых влиятельных религиозных и политических движений Израиля, стойким сторонником ультраортодоксального иудаизма. Он ратовал за возвращение в Сион и официальное принятие Халаха (еврейских законов Торы) как принципа управления общественной жизнью. В молодости Коэн отслужил два срока в левой Национальной религиозной партии кнессета, и его кредо было: «Земля Израиля для людей Израиля по законам Торы Израиля». В самых престижных израильских иешивах бурно приветствовались его учения. Иудейские и светские израильтяне пророчили его в претенденты на пост главного раввина.

— Хорошего вам дня, — пожелал солдат.

Прощаясь, Коэн коснулся кончиками пальцев широкополой шляпы и зашагал на выход, чуть прихрамывая. Белые кисточки молитвенного шарфа, надетого под черным жилетом, покачивались в такт его торопливой походке, и легкий ветер играл прядями длинной черной бороды и плотно завитыми пейсами.

Широкая улица вела к открытой секции сохранившейся Западной стены Храмовой горы — пятьдесят семь метров в длину и девятнадцать в высоту — Котелю. Обычно место это полнится евреями, распевающими молитвы, раздирающими одежды и оплакивающими разрушение храма, недаром оно называется Стеной Плача. А туристы здесь просовывают в тончайшие щели между громадными каменными блоками стены царя Ирода записки «на счастье».

Но в последний месяц картина наблюдается совсем иная.

Улицу зигзагами перечеркнули баррикады. Экскаваторы с «обратной лопатой» вываливали каменные обломки на самосвалы, подъезжающие за Навозные ворота, где прежде располагалась стоянка туристических автобусов. Величайшая святыня иудаизма выглядела сейчас как стройплощадка.

Коэн направился на север к высокому арочному входу в туннель Западной стены, части подземной сети древних дорог, резервуаров и водоводов, проложенных глубоко под зданиями мусульманского квартала вдоль западного основания Храмовой горы. До его недавнего закрытия туристы могли пройти пешком по подземному коридору прямо до ступеней, поднимающихся к выходу на виа Долороса у подножия северо-западного угла Храмовой горы. Археологический феномен.

«Но что более важно, — подумал Коэн, — это прямой доступ в Иерусалим первого века».

Раввин поздоровался с полудюжиной солдат АОИ, стоявших кружком и праздно болтавших. Он настоял на усилении мер безопасности, прежде чем дать свое согласие на курирование деликатного и сверхсекретного проекта, проводящегося здесь. От мусульман-фанатиков поступили угрозы терактов, и он был уверен — не последние.

Прохлада внутри несла облегчение. Высоко над головой изгибалась арка Уилсона — все, что осталось от величественного моста первого столетия, соединявшего Верхний город с внутренними дворами Храмовой горы. Вереница сообщающихся сводчатых помещений образовывала просторный зал, обычно использовавшийся как синагога. Близ того места, где лишь четыре недели назад стояла арка Торы, Коэну пришлось маневрировать меж груд известняковых кирпичей и куч цемента. По железной лестнице он спустился на следующий уровень туннеля.

И тотчас оказался во власти эмоций, всегда охватывающих его в этом таинственном месте — вратах, ведущих в древний мир, о чем в секретной комнате бруклинского дома так много рассказывал ему дед.

Сменив свою зайен на ярко-желтую защитную каску, раввин вошел в просторную подземную комнату — Большой зал. Обычно здесь туристам рассказывали о том, как в первом веке римскими и египетскими архитекторами под руководством архитектора-мечтателя царя Ирода Великого создавалась Храмовая гора.

Коэн остановился у массивных скошенных Иродовых блоков, формировавших основание горы, — один из них был крупнейшим камнем Израиля и весил более шестисот тонн.

Осветительные люстры заливали светом рабочих, которые на верхнем ярусе строительных лесов заделывали глубокие трещины четырех высоченных соединяющихся сводов. Во многих местах зияли большие проломы — там, где вывалились целые секции сводов тринадцатого века до нашей эры.

Землетрясение, вызвавшее эти разрушения, произошло почти шесть недель назад. Оно явилось частью Божьего плана, не сомневался Коэн. Еще одно подтверждение того, что пророчество сбывается.

Взгляд его упал на расположенные ярусами места для сидения. Они находились в дальней части зала перед миниатюрным макетом горы с храмом, обнесенным стенами, на вершине. Так выглядела Храмовая гора приблизительно в 70 году нашей эры. Сейчас макет был раздавлен тремя огромными обломками скалы. Удивительное дело: туристы, оказавшиеся здесь в момент землетрясения, ничуть не пострадали.