Святая кровь - Страница 42

Шоссе тянулось параллельно каналу Исмаилия, по которому неторопливо следовал на юг величественный парусник: грот был спущен, на мачте лениво шевелился флаг Египта. На просторной кормовой палубе Коэн разглядел стройную женщину с явно хирургически увеличенным бюстом и волосами цвета воронова крыла, загорающую в бикини. По пояс голый, пьющий пиво рулевой — тоже египтянин — был намного старше женщины и выглядел невероятно гордым. В стране, полной мусульманских фундаменталистов, претендующих стать великой надеждой мусульманского государства, такое поведение было вызовом шариату и служило иллюстрацией тому, какие великие исключения делались для богатых.

«У тщеславия и гордыни нет места в глазах Господа».

Коэн отвернулся к правому окну и стал смотреть на ровные ряды сахарного тростника и рисовые поля.

Их путь лежал к Гелиополису. Не к современному району на окраине Каира, который местные называли Миср эль-Гадида, или Новый Каир, а к его древнему «тезке», что располагался на двадцать километров севернее.

Пока был жив Амит Мицраки, Коэн не имел ни шанса: археолог или француженка-египтолог, сопровождавшая его в Кумран, могли каким-то образом разгадать скрытое значение иероглифа. Плану, разрабатывавшемуся столетиями, грозил крах. И если учесть, что пророчество уже начало сбываться, лучше времени для визита подгадать было нельзя.

Несколько минут спустя они миновали крохотную коптскую церковь с мозаикой на колокольне: Иосиф, ведущий ослика с сидящей на нем Марией. Богородица крепко прижимала к груди младенца Иисуса. Выложенная красочными плитками сценка поместила Святое семейство на фоне пальм по берегу Нила и трех пирамид, поднимающихся вдали на другом берегу. Мозаика эта всякий раз вызывала у Коэна улыбку.

Подобные церквушки можно было встретить повсюду в дельте Нила — в Тель-Басте, Фараме, Вади аль-Натруне, Билбеисе, Мостороде и даже в Каире. И в каждой с благоговением чтили свой древний фольклор, выстроенный вокруг истории о том, как Святое семейство скрывалось в Египте после бегства от Ирода в Иудее: святые источники, пробужденные к жизни младенцем Иисусом; пещеры и святые деревья, дававшие кров; колодцы; гранитная лохань, в которой Дева Мария месила тесто; отпечатки ноги и руки Святого Младенца на отдельных камнях; языческие идолы, развалившиеся при появлении Иисуса.

Несмотря на изобилие сказок и легенд, дед внушил Коэну, что здесь, в Египте, можно отыскать немало истин и многие факты просочились в древние христианские рукописи, которые католическая церковь считает еретическими.

Как ессеи в Кумране, которые сберегли свитки Мертвого моря от уничтожения римлянами, древнеегипетские христиане, называемые гностиками, спрятали свои коптские тексты в зарытых сосудах. В 1945 году тринадцать рукописных книг случайно откопали местные крестьяне в Наг-Хаммади. Ватикану это аукнулось многочисленными полемиками, поскольку в найденных текстах содержатся обстоятельные рассуждения о воскресшем Иисусе как о существе бесплотном, духовном.

«Как же Ватикан исказил истину! — с горечью подумал раввин. — И по-прежнему не останавливается ни перед чем, чтобы защитить свою ложь».

Особенно Коэн восхищался глубиной мудрости старинной гностической рукописи, озаглавленной «Диалог Спасителя», в которой Иисус сам обличает слабость плоти:

«Матфей сказал: „Господи, я хочу увидеть эту обитель [место], где нет скверны и порока, но есть свет истины!“

Господь отвечает ему: „Брат Матфей, ты не увидишь этого до тех пор, пока сам состоишь из плоти… Смертно то, что родится от женщины. Бессмертно то, что родится из истины“».

А слова Иисуса из рукописи под названием «Апокрифон Иакова» особенно нравились Коэну: «Дух воскрешает душу, но тело губит ее…»

Духовное существо (неугасимая искра) считалось у всех членов братства Коэнов — и у гностиков в Египте, и у ессеев в Иудее — наивысшим. Те, кто постигал слабость плоти, считались просветленными — «Сыновьями света». Именно им передавалось тайное знание о том, что свет истины, или божественная суть, изливается в вечность лишь от одного истинного Бога.

Двигаясь на север по хайвею-400, они приблизились к своей цели — Телльэль-Яхуди, или Иудейскому кургану. Вдали, по ту сторону широченной дельты, отчетливо виднелись теснящиеся безыскусные здания Шабина-аль-Канатира.

Дорога сделала плавный поворот, и взгляду Коэна предстало древнее нагромождение мергеля и песка, поднимавшееся прямо из пыльной почвы. Оно напоминало огромный замок из песка, построенный слишком близко к воде: океанский прибой облизал его, размыв все детали. И все же кое-где на протяжении гигантской насыпи угадывались контуры древних укреплений.

Когда-то эти развалины были грандиозной крепостью-храмом, построенной древним предком Коэна.

Машина миновала насыпь и широко распахнувшееся поле, что отделяло ее от здания промышленного склада из рифленого железа. На подъезде к ангару водитель сбросил скорость и свернул на короткую дорожку. Почти сразу же дверь ангара со скрежетом откатилась внутрь.

Втиснув «пежо» по соседству с полуразвалившимся трактором, водитель поставил переключатель скорости в положение «парк». В зеркале заднего вида раввин увидел, как одетый в белую тунику человек нажал на кнопку закрытия двери.

— Не заметили ничего подозрительного? — поинтересовался Коэн.

— Ничего, — подтвердил водитель.

— Хорошо.

Он дождался, пока водитель откроет ему дверь.

Коэн ступил на бетонный пол вместительного помещения склада: стальные опорные стойки, тянущиеся к высокому потолку с открытыми стропилами, немудреные стеллажи с ящиками для инструментов и деталей разобранных механизмов.