Разговор оборвался. Последовал короткий обмен репликами, которые она перевела приблизительно так:
— Сходи проверь.
— Я уже проверял ее. Твоя очередь.
Один из них устало застонал, и послышались тяжелые шаги по полу салона.
Изо всех сил Шарлотта попыталась притвориться, что еще находится без сознания. Вот он остановился рядом, склонился над ней, его теплое дыхание разило скотчем, к которому примешивался запах металла. Огромная ладонь легла на грудь Шарлотте и сжала ее.
— Не трогай меня! — завизжала она, пытаясь увернуться, но плечи прошило жгучей болью.
Новый взрыв хохота.
— Ей, похоже, надо еще вколоть, — прокричал другой голос.
И тут повязку с глаз сорвали.
Шарлотта зажмурилась от яркого света в салоне. Когда зрение обрело фокус, она увидела высокого мужчину из Феникса: неприветливое лицо влажно блестело, под подбородком ярко выделялись пузырчатые пятна ожогов — отметины кофе Эвана, яростные глаза налиты кровью. Левая рука была обернута напитавшимся кровью полотенцем, посиневшие пальцы не двигались. Он выглядел нелепо.
— Видишь, что твой дружок сделал со мной? — невнятно проговорил он.
«Донован! Что они с ним сделали?»
В этот момент желудок Шарлотты взбунтовался, и ее вырвало.
— Сука! — выругался мужчина и воткнул шприц ей в бедро.
— Спокойной ночи, — было последним, что она услышала.
Иерусалим
Раввин миновал пост безопасности и, прихрамывая, заспешил через площадь Западной стены к ослепительным белым огням, подсвечивающим вход в туннель. Изо всех сил он попытался быть радушным с молоденькими солдатами АОИ, охранявшими вход, однако из-за их неопытности он потерял еще какое-то время при досмотре.
Обойдя паллеты с камнями и передвижные бетономешалки, он сбежал по ступеням и пронесся через широкий подземный зал для экскурсантов, даже бегло не оглядев его. Неотрывный взгляд его был устремлен вперед — на защитную дверь.
Остановившись перед ней, Коэн что-то проворчал, когда проводил магниткой по считывателю замка: что теперь толку от бесполезного протокола доступа?
По узкому туннелю, огибающему основание Храмовой горы, он добрался до группы людей, собравшихся за воротами Уоррена.
— Что случилось? — прокричал Коэн, еще не успев дойти до них.
Все расступились и отошли назад, открыв взору молодого человека на коленях со связанными за спиной руками. Один из людей не отрывал руки с пистолетом от его головы.
— Как он прошел?
— У него был ключ. И идентификационный значок тоже.
И то и другое отдали раввину.
— Элеазар Голан, — прочитал Коэн на подлинном удостоверении.
Раввин встал прямо перед незваным гостем и скрестил на груди руки, вперив взгляд прямо ему в макушку.
— Посмотри на меня, — велел он.
Никакой реакции.
Человек с пистолетом схватил свободной рукой Али за волосы и дернул голову назад так, что зеленые глаза против воли встретились с глазами раввина. Багровые пятна на скулах палестинца уже темнели, приобретая синеватый оттенок, нос был в крови и заметно свернут на правую сторону. Левая бровь рассечена пополам глубокой рваной раной, истекающей тягучей, как масло, кровью.
— Ты похож на израильтянина, вот что я тебе скажу, — проговорил Коэн. — И это здорово сбивает с толку.
— Он был внутри, — сообщил человек с пистолетом, показав на пролом в фундаменте Храмовой горы. — И все видел. Мы вычислили его, только когда он начал звонить по мобильному.
Ярость охватила Коэна.
— Дайте сюда его телефон.
Ему передали трубку.
Взяв телефон в руки, раввин сердито засопел. Конечно же, это была «предоплаченная» трубка, купленная где-нибудь в ларьке на углу за наличные. Тонкими пальцами он проворно пробежался по примитивному меню в поиске номеров записной книжки. Пусто — кто б сомневался. Тогда он попытался определить номер телефона последнего исходящего звонка и нажал зеленую кнопку.
Через два гудка трубку сняли, но ответа не последовало. На том конце линии лишь где-то в отдалении лилась монотонная песня муэдзина. Коэн очень постарался и произнес по-арабски: «Ассалаам алейкум».
Линия тотчас дала отбой.
Коэн в сердцах швырнул трубку в стену. Затем низко нагнулся и приблизил лицо вплотную к лицу мусульманина.
— Каким бы ни было твое настоящее имя, — прошипел он сквозь зубы, — сегодня оно умрет вместе с тобой. Не будет никакой чести семье твоей от того, что ты натворил здесь, это уж ты мне поверь. А лично тебе — никаких райских кущ в ином мире, ни медовых рек, ни девственниц для услады.
Глаза палестинца налились ненавистью, казалось, взгляд брызжет ею.
— Аллах акбар, — провозгласил он и плюнул на туфли Коэна.
— Это точно, Бог велик. Однако хоть слова твои и славят его, деяния твои над ним глумятся. Богохульство!
И у Левита рецепт от богохульства прописан четко.
Коэн выпрямился и, отойдя к стоявшей рядом тачке со строительным мусором, взял в руки обломок скалы с острыми краями, шагнул в сторону, велел человеку с пистолетом оставаться на месте и махнул рукой остальным подходить. Еще одиннадцать человек по очереди взяли с тачки каждый по увесистому камню.
Коэн вернулся к Али и, склонившись, покрутил в руке перед ним камень. Араб дрожал, и это доставило раввину удовольствие:
— «…и хулитель имени Господня должен умереть, камнями побьет его все общество».
Одиннадцать человек стали полукругом с палестинцем в центре.
Человек с пистолетом попятился, продолжая держать его на прицеле.